– Хм, да, он так и сделает.

Я просто киваю. Во рту у меня пересыхает. Его слова причиняют мне боль. Или, скорее, то, что я узнала. Но зачем я вообще думаю о нем?

– Тебе нужно поискать лучшего компаньона для постели. Это так, в качестве предложения подумать.

– Миел, – бормочу я. – Я не люблю Лирана. Я его почти не знаю, и, похоже, даже то, что я знаю, неправда. Я просто приняла глупое решение в тот момент, когда почувствовала к нему влечение. Не более того.

Огонь в сердце наказывает меня за ложь. Но я стараюсь не обращать внимания. Потому что, если честно, мне нравится Лиран. Очень. Но и Миел тоже. Неважно, насколько это глупо. Я ничего не могу с этим поделать. Они вызывают во мне почти одинаковые чувства. Только рядом с Лираном я провела немного больше времени.

– Это не так предосудительно, как ты думаешь, – испытывать влечение к двум людям одновременно. Предосудительным это становится, только если в какой-то момент ты так и не примешь решение.

Я ничего не возражаю. Что я должна ответить?

Мы очень долго молчим. Я чувствую все бо́льшую слабость, и мы наконец останавливаемся. При этом я, в отличие от остальных, сидела на лошади. Но у меня болит задница и, что более важно, раненое бедро и живот. Даже если эта боль уже довольно притупленная. Хоть Миел и держал меня последние несколько часов, мои мышцы не расслабляются до тех пор, пока я, спустившись, не прислоняюсь к дереву.

– Нам нельзя останавливаться, – шипит Джиа в сторону стоящего рядом со мной Миела.

– Позволь решать это мне, Джиа, – бурчит он, глядя на меня странным взглядом.

– Миел, скоро рассвет.

В ее глазах недоумение, но я больше не могу на нее смотреть, потому что тело у меня заваливается, приземляется на корень, и я больно ударяюсь. Зачем только я выбрала для отдыха дерево с выступающими над землей корнями? Впрочем, мне уже все равно. Я просто останусь лежать. Больше я ничего не чувствую. Только то, что мне холодно. Особенно бедрам и ногам. Как это может быть? Я герой. Раньше я никогда не мерзла.

– Джиа, – произносит Миел, – сейчас ты пойдешь к остальным и больше не будешь подвергать сомнению мои решения.

Она еще что-то шипит, но затем я слышу ее шаги, а потом чувствую руки Миела под своими коленями и талией.

– Я хочу спать, – говорю я, слабо пытаясь вырваться.

– Тсс, – шикает Миел и несет меня дальше.

Через какое-то время я слышу что-то похожее на плеск воды.

Я моргаю и смотрю на озеро, к берегу которого он меня несет.

– Я не хочу купаться. Мне холодно, – жалуюсь я, но Миел несет меня в воду.

Я мерзну и, когда он подхватывает меня и несет дальше, снова пытаюсь сопротивляться.

– Зачем ты это делаешь?

Я хочу отстраниться от него, но встречаюсь с его пристальным взглядом.

– Навиен, я хотел бы тебя искупать. И чтобы при этом ты не била меня, не кусалась и не делала чего-либо подобного.

Я слишком слаба и решаю ему довериться. Может быть, он просто считает нужным промыть мне раны?

Он продолжает заходить глубже, потом поворачивает меня, чтобы снять ботинки и брюки. Затем действительно промывает мне раны. Целительница наложила на них швы.

– Там, на берегу, лежат сухие штаны. Они мои, ты можешь их взять… сейчас это единственное, что я могу для тебя сделать.

Он кривит рот.

– Накидку на седло я отстираю позже.

Я закрываю глаза. В этот момент я понимаю, что он принес меня в воду не только из-за ран. Какой кошмар. Что может быть хуже?

– Наверное, одно из качеств, которые тебе так нравятся в Лиране, – это его начитанность. Похоже, у тебя тоже есть к этому склонность.

Я поджимаю губы и начинаю чувствовать себя неуверенно, особенно потому, что не понимаю, откуда взялось это ощущение.

– Но позволь сказать тебе одно, лженаследница. Эти истории могут быть героическими и красивыми. Но все-таки они ненастоящие. Быть раненым, почти умереть и потом выздоравливать – это все не очень приятно выглядит. С твоих ран стекает вода и немного крови. Я рад, что это не гной. Это не потому, что он вызывает у меня отвращение, а потому, что это значит, что ты проживешь еще один день. Тебя рвало бесчисленное количество раз по дороге к Ноне. Ты истекала кровью. А когда мы ехали сюда, ты описалась.

Я просто молча смотрю на него. То, что он сказал, ужасно. Но это правда. И, похоже, его это нисколько не волнует.

– Быть при смерти некрасиво. А вот то, что у тебя покраснели щеки, когда я сейчас все это тебе рассказал, – это замечательно. Потому что еще вчера я боялся, что такого больше никогда не случится.

– Спасибо, – шепчу я, а затем от стыда отворачиваюсь к берегу, будто ища взглядом штаны.

– Я могу отвернуться, пока ты будешь выходить и одеваться.

– Не нужно, – с трудом выдавливаю я. Мне неважно, что в нашей ситуации он будет разглядывать меня неподобающим образом. Даже если и так. Что может быть более интимным, чем то, о чем он только что говорил? Что еще может показать, как много я для него значу, и плевать по какой причине, чем то, что он только что сказал? Должно ли меня беспокоить то, что он увидит меня обнаженной? Нет. Меня и не беспокоит.

– Я искупаюсь сам, а потом приду в лагерь, чтобы смазать тебе раны.

Я киваю и, прежде чем уйти, снова оборачиваюсь и целую его в лоб.

– Спасибо, Миел.

Оказавшись на берегу, я надеваю темные свободные брюки, у которых, к счастью, на бедрах есть застежки, и мне удается затянуть их на талии.

Я иду босиком обратно в лагерь, задевая по дороге несколько кустов и веток, потому что продолжаю пошатываться. Когда я прихожу, Джиа смотрит на меня с презрением.

Я надеюсь, она не будет устраивать разборки. Однако, когда я собираюсь сесть, она подходит ко мне.

– Что все это значит?

– Что именно? – тихо спрашиваю я, жалея, что ранена. Я бы с удовольствием с ней подралась. Пожалуй, мне хочется этого с первой секунды знакомства.

– Из-за тебя мы должны останавливаться, почему? Потому что мадам почувствовала себя грязной? Или ты просто хотела уединиться с Миелом у озера?

На несколько секунд я закрываю глаза и глубоко дышу. Однако в последнее время этот способ овладения собой срабатывает не всегда.

– Извини, что меня ранили кинжалом и мечом, Джиа. Я правда очень сожалею, – выдавливаю